При СССР фабрику детского трикотажа в Броварах перепрофилировали под нужды ракетостроителей
На этих ставших уже традиционными представительных форумах проходит смотр новейших конструкторских и технологических достижений, идет обмен опытом подготовки квалифицированных кадров. А посвящены чтения памяти одного из самых знаменитых выпускников Военмеха – дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственных премий академика Владимира Федоровича Уткина. В нынешнем году Уткинские чтения прошли в петербургском вузе уже в четвертый раз. И, как всегда, одним из почетных гостей конференции и ее активным участником был младший брат В.Ф. Уткина Алексей Федорович, 35 лет проработавший главным конструктором КБ специального машиностроения (КБСМ), где создавались и создаются новейшие образцы вооружения. С доктором технических наук, профессором Алексеем УТКИНЫМ беседует корреспондент «СПб ведомостей» Александр РАБКОВСКИЙ.
– Алексей Федорович, теперь уже не секрет, что под вашим непосредственным руководством создавались такие виды современной военной техники, как шахтные пусковые установки для баллистических ракет, железнодорожный стартовый ракетный комплекс, и многое другое. Но сегодня, когда реализуются российско-американские договоренности по сокращению ядерных вооружений, когда готовятся новые соглашения на этот счет, многое, очевидно, идет буквально под нож. С какими чувствами относятся к этому процессу те, кто конструировал, доводил до ума различные виды вооружений?
– Вопрос во многом риторический. Конечно, когда в годы перестройки разрезали на части созданные нами вагоны для пуска ракет, было до слез обидно. Тем более что наблюдавшие за этим американцы постоянно что-то по-деловому записывали в свои блокноты. А временами с их стороны доносились возгласы удивления: дескать, вот как сумели русские решить эту техническую проблему, а мы не могли додумать!
Разоружение, однако, процесс объективный, от него никуда не денешься. Мы, создатели боевой техники, это отчетливо понимаем. Важно только, чтобы оно шло четко до определенного сторонами уровня и велось открыто и честно. Если уж одна сторона режет свои мобильные пусковые установки или зарывает шахты, то и другая должна делать то же самое, а не просто убирать боеголовки на склад. А еще необходимо устанавливать и поддерживать общий баланс ракетно-ядерных вооружений в мире, то есть учитывать, сколько ракет и боеголовок имеется у США, у России, у Китая, у других стран. Вот тогда оставшееся вооружение реально станет средством сдерживания, а не устрашения потенциальных противников. Но это уже политика, вопросы военных доктрин, а мы, технари, предпочитаем в эту специфическую область глубоко не погружаться. Как говорится, каждому свое.
Впрочем, реальная жизнь всегда сложнее. Когда Владимира Федоровича Уткина в 1990 году назначали директором головного института ракетно-космической техники, на коллегии министр общего машиностроения Афанасьев задавал различные вопросы, интересовался конкретными планами работы, а брат в ответ деликатно заметил: «Если бы вы, Сергей Александрович, могли назвать нашего вероятного противника...». Так что, получается, без политики никак не обойдешься.
– А всегда ли, собственно, необходимо полностью уничтожать то, что по международным договорам подлежит сокращению? Не слишком ли мы рьяно вели и ведем этот процесс?
– Разумеется, многое из наработанного создателями оружия можно и нужно использовать в мирных целях. Вот, к примеру, знаменитая ракета «Сатана» – детище Владимира Федоровича. Ее вполне можно использовать для запуска коммерческих спутников Одна ракета способна вывести на орбиту до пяти спутников.
Уничтожать же ракетные комплексы, находящиеся на боевом дежурстве, на мой взгляд, вообще не нужно. Достаточно там заменить ядерные боеголовки на обычные, но с высокой точностью поражения. Есть ведь крылатые ракеты, которые могут попасть даже в форточку. Есть заряды, способные пробить практически любую бетонную защиту. Вот такое оружие вполне способно выполнить роль надежного щита и без ядерной начинки.
Ну а если мы говорим о сокращении баллистических ракет до уровня в тысячу единиц, то такая единица должна быть у нас абсолютно лучшей, обладать уникальными тактико-техническими характеристиками.
– Надо понимать, именно такие образцы выходили в свое время из возглавляемого вами долгие годы КБСМ?
– Безусловно, мы всегда стремились к самому высокому качеству своего оружия: такие ставились перед нами задачи. И многого удалось добиться. Вот, скажем, зенитный ракетный комплекс С-200, который способен поразить любую воздушную цель на расстоянии до 400 км. Или мобильная пусковая установка, производить запуск ракеты с которой можно через пять минут после остановки на местности. Ходить она может не только по асфальтовым шоссе, но даже по пашне. Сравните: американскому «Пэтриоту» требуется для подготовки пуска целых 20 минут. А еще – установка для запуска крылатых ракет с подводных лодок, где мы решили многие проблемы специфического старта, сумели застраховать металлические части от появления ржавчины в морской воде в течение целого года.
Много пришлось заниматься также разработкой шахтных пусковых установок для различных жидкостных и твердотопливных ракет. Речь шла, в частности, о модернизации этих шахт с целью повышения их защищенности от поражения противником. Нужно было выполнить серьезные работы фортификационного характера и т. д. В итоге же нам удалось выйти на индустриальный способ модернизации. Все работы до сдачи объекта под ключ проводятся за 75 суток, что является своего рода рекордом.
Нюанс в том, что тогда действовал уже договор ОСВ-1, согласно которому сооружать новые шахтные установки запрещалось. Усовершенствовать же имевшиеся было можно. Этим и занялись две конкурирующие группы конструкторов.
– Получается, здоровая конкуренция существовала и при социализме?
– Еще какая! С одной стороны, лагерь во главе с академиком В. Челомеем: В. Барышев, В. Сергеев и поддерживавшие их министры обороны А. Гречко и общего машиностроения С. Афанасьев. С другой – наша команда: академики М. Янгель, Н. Пилюгин, В. Глушко, доктор наук В. Уткин и ваш покорный слуга и с нами секретарь ЦК КПСС Д. Устинов. У каждой из этих команд свои подходы и методы решения сложнейших комплексных задач.
– И кто же в результате победил?
– Принятое решение представляется по-настоящему мудрым. Были проведены совместные испытания по полной отработке обоих комплексов. По их итогам группе В. Челомея было предоставлено на доработку 350 шахт, а нашей – 150. Правда, им для завершения всех работ требовалось 254 дня, а нам, повторяю, всего 75. Главное же, что все советские комплексы получились с непревзойденными характеристиками, явно лучше американских. И эти шахты работают до сих пор, принимая ракеты следующих поколений. Могу сказать без всякой натяжки и без ложной скромности: все, что сделано под моим руководством, – или на уровне, или выше мировых образцов. Так нас учили работать, и в этом, наверное, настоящее счастье главного конструктора.
Железнодорожный ракетный старт был заданием особой важности и сложности. О масштабах проекта можно судить хотя бы по тому, что лично мне потребовалось привлечь к нему только по своей, чисто железнодорожной, части свыше 120 смежных предприятий и организаций 30 министерств и ведомств со всей страны. Надо было создать ходовую часть, пусковую установку, надлежащие средства связи, решать вопросы автономных поездок: консервация воды, туалеты и т. п. Комплекс делался в первой половине 1980-х годов под ракеты Владимира Федоровича, и это была по-настоящему большая наша совместная творческая работа. В ее ходе нам пришлось решать множество самых настоящих технических и технологических головоломок. Брату удалось, например, отвернуть газопламенную струю стотонной ракеты так, чтобы она не повлияла на устойчивость всего комплекса при взлете. А чего стоило создать новый порох для мощной ракеты! А материал для двигателей: там использовали, в частности, нить особой прочности. Для ее намотки потребовалось специальное оборудование, и Владимир Федорович со своими спецами разыскал на Украине, в Броварах... фабрику детского трикотажа, которую перепрофилировали под наши нужды. Для этого пришлось выходить на первого секретаря ЦК КПУ В. Щербицкого. Нужно было поломать голову над тем, как распределить многотонную нагрузку, чтобы ее выдержали рельсы, шпалы, мосты. Словом, по-настоящему творческой работы было хоть отбавляй.
– Алексей Федорович, получается, что все эти находки пропали после того, как комплексы были разрезаны?
– К счастью, не совсем так. Одной из очень интересных и полезных разработок КБСМ стали уникальные железнодорожные стреловые краны повышенной грузоподъемности, выполненные тоже на уровне мировых стандартов. Созданная и подтвержденная патентом гидравлическая система железнодорожного крана позволила эффективно выполнять совмещение операций в процессе подъема и опускания груза, поворота крана, телескопирования стрелы. Эти краны, можно так сказать, прямые родственники наших боевых комплексов. Сделали мы их по собственной инициативе в рамках вынужденной конверсии ВПК. Так что можно констатировать: головы наши в те годы без дела не маялись. А для конструкторов это очень важно.
– Но удалось ли все-таки в трудных условиях 1990-х сохранить кадровый потенциал КБСМ?
– Считаю, что и с этим мы в основном справились. Архив фирмы хранит весь наш научный задел, все наработанные методики. А кадры мы потеряли главным образом в среднем звене. Приходилось маневрировать внутри КБ людьми и финансами, распределяя их по конкретным заказам. Но, конечно, некоторые специалисты уходили, не выдерживая задержки зарплат. Сейчас приходит талантливая молодежь, главным образом, конечно, из Военмеха. В вузе работает с полной загрузкой именная аудитория КБСМ, где и вырастают наши будущие конструкторы. Свой посильный вклад в это вношу и я, будучи профессором кафедры и многолетним председателем государственной экзаменационной комиссии. Главное же, что наиболее способные студенты, начиная с третьего курса, могут включиться уже непосредственно в рабочий процесс у нас в КБСМ, получать там зарплату и принимать участие в реализации серьезных конструкторских проектов.
spbvedomosti.ru
